и в то же время — уникальны, — просветил профессор своего зятя. — У меня друг занимается отмывкой денег, на государственном (между прочим) уровне. Пойдешь к нему в подручные, я договорюсь.
Да, вот и распустились пышным цветом 2000-е годы, точнее уже — 2010-е, — а сие не одно и то же.
Перед Каркавиным замаячил неведомый ему ранее мир. Мир больших денег и больших возможностей, завязанных на больших людях. Но с одним условием — без провинциальной зэчки Аньки с её драной ханкой.
— Круть! — размыслил Лёха. Возможно он всё-таки любил не Аньку, а Аньку-ханку? И без ханки — Анька была б обычной девчулей, которую можно пару разков трахнуть и благополучно забыть? Мозги без опия вестимо прояснились.
Спустя сутки — Каркавин умер. Туберкулёз сыграл одну из своих коварных шуток. Кровь затопила лёгкие мгновенно и вдруг. И разорвала их как целлофановый пакет.
Послесловие
— Однажды жена погибла из-за мужа, была бессмысленно зарезана, как режут скот… — бесстрастно заметило Мироздание. И через краткую паузу дополнило ехидно. — С поправкой на то, что скот режут всё-таки со смыслом. — Мироздание погрозило зеркалу чем-то вроде кулака. — А в другой раз — муж погиб из-за жены, — если б не Анька, то никакого тубика у Лёхи бы и не было.
— Ыло… ыло… лло… — разнеслось по астральным просторам.
Сын отработал карму отца. Заплатил за его грех перед матерью. Каркавин понял, что он теперь — мирозданческая частичка и говорит сам с собой. С ним случился закон бумеранга. Может, не глобальный, но повседневный… один из миллиарда, происходящий ежеминутно на нашей милой планетке…
* * *
Трон, легким движением самодовольного пальца, сковырнул верхнее колесо с пирамидки. Седьмая сансара слетела вниз и покатилась в тартарары. Это всё, что Лёха успел увидеть и осознать перед своим переходом в следующее воплощение.
Реинкарнация — 2. «Счастье есть»
* * *
Закон Творения:
— Будь самим собой и окружай себя теми людьми и теми вещами, которые ты действительно любишь. И сознательно хочешь, чтобы они были в твоей жизни.
(с) Мироздание.
* * *
— Ольга Петровна, кривая на Вашем эскизе должна быть прямой! А прямых здесь не должно быть в принципе, — такую корректировку получила старший дизайнер крупной корпорации, делающей мебель. В письме, полученном на Е-мэйл. В фирме укоренилась традиция (как и во множестве других фирм) — общаться с помощью электронных писем. Даже если собеседники/адресаты сидят за соседними столами.
Дизайнер непроизвольно дёрнула белой шеей, но обернуться не посмела, — дабы глянуть на человека отдавшего сей приказ. Он сидел сзади и обозревал весь отдел, и оборзевал тоже. Приказ не был абсурдом или фантасмагорией, — среднестатистическое указание среднестатистического начальника.
Ольга Петровна погасила в себе шейный рефлекс, равнодушно щёлкнула на клавиатуре «ОК» и нажала Enter (Отправить ответ). Надо так надо. И запятую можно ставить где угодно… Любой дурной каприз — за шикарную зарплату, которую платит ей корпорация.
— Интересно, мою машинку сегодня сделают или опять на такси пилить, до метро? — мысль пробормоталась по инерции.
Приёбок помял бок у её тачки, взятой в кредит. Приёбок скрылся в неизвестном направлении, а кредит уже выплачен, — бесполезные констатации, кои мозг женщины вытянул на поверхность, вслед за озвученной мыслью. А интуиция шепнула: «На велосипеде лучше!».
«Да пошла ты»! — надменно ответила Ольга Петровна своей интуиции, и начала на эскизе переделывать кривую в прямую, чтобы после — вторым этапом — произвести сей процесс с точностью до наоборот: прямую перевести в кривую. В этом и заключалось указание начальника. Старшего дизайнера такого рода херня устраивала, и хернёй она херню не считала. Того же самого потреблядства — Ольга требовала и от младших дизайнеров. Чем больше ненужных действий, тем более твой труд выглядит весомей, а разум на благо фирмы — плодовитей… и зарплата (как закономерный итог) — выше.
* * *
Ольга Петровна Огнева — это рабыня по согласию, уже целых девятнадцать лет. После института переехала из сибирского Кукуево не куда-то там в Кемерово или в Новосиб, а в саму Москву. Так возжелала, сильно хотела жить в столице нашей необъятной. Сделать карьеру, — а там посмотрим.
— По ходу разберемся! — так говорила Оленька родителям. Те, с понятной неохотой, собрали дочку в дорогу, дали деньжат и посадили на поезд. Через 72 часа Оля была в Москве. Никто её не грабанул, не подставил и не трахнул без разрешения.
— Москва — обычный город, только столица, — так восприняла мегаполис Оленька. Она знала, чего хотела, и судьба с удовольствием её хотелки исполняла.
Огнева, после недолгих мыканий по частным комнатам «с подселением», — осела в ближайшем МО и устроилась на работу в солидную фирму в Москве. Без (что называется) «блата» и без амуров. Обзвонила несколько фирм и прошла несколько собеседований. В двадцать пять лет это делать проще, чем в сорок с плюсом. И к тебе относятся проще и с большим вниманием. Рабы всегда и всюду требовались молодые, здоровые, могущие без устали обогащать своих хозяев! В итоге одна из кадровиков — сказала провинциалке без обиняков:
— Мы Вас возьмем, Оля. Будете работать много, а получать мало. Одно неверное слово и вылетите вон!
— Да, я согласна, — провинциалка и не вздрогнула. Карьера не начинается с должности начальника, в противном случае и карьеры бы не существовало…
* * *
И вот уже девятнадцать лет Ольга Петровна жила в едином ритме. И по единому графику.
Четыре часа вкупе тратила на дорогу — на работу и назад, — маршрутка, электричка, метро и ещё пешком часик, если в оба конца. Восемь пересадок, в общей сложности! Изо дня в день, сначала за зарплату, едва окупающую дорогу, через пару лет труда — уже оставалось на хлеб с маслом, а ещё через десять лет, — Ольга Петровна имела возможность помогать стареньким родителям.
Купив недавно машинку, — обеспечила себе некий комфорт и престиж, но время не экономила. По-прежнему, подъём в шесть утра и в кровать — поздно ночью. Кстати, о престиже.
— Олька, ну ты звизда! — вздыхали её подруги из Кукуево. — Мы тобою хордимся! Сама себи зделала, и не хде-та, а ин Москоу. В наших-то ебенях всё по-преж, а у теби крутявая житуха…
Жизнь действительно могла быть крутой, и поначалу даже была. По выходным дням, и никак не иначе! Ольга посетила все значимые музеи и галереи, сходила к подлинному Ленину и сфотографировалась с Лениным-актёром. Редкие кавалеры водили по ресторанам и известным гостиницам. Так Оленька побывала в «Метрополе» и в «Рэдисон Блю», — причем, как в их кафе, так и в спальных номерах. Ни один из кавалеров в итоге не женился и ребёнка Ей не заделал. Судьба вертела своенравным хвостом, даря золотой блеск «здесь и сейчас», — и только.
— Ты извини, я сегодня срочно уезжаю в командировку, — так говорили любовники, как под копирку, пряча глаза. Оленька всё понимала, сначала пыталась претендовать, потом — надоело. Забила!
* * *
Особенно нравилось Оленьке шариться по картинным галереям, — манила и звала Её живопись. Шастала в гордом одиночестве. Принципиально. Ведь она была ну-очень творческой девушкой, сама необычно (неформатно) рисовала, да и диплом дизайнера получила в итоге, — благодаря любви к искусству. Живопись Оля воспринимала как некий личный тотем, куда посторонним вход запрещен. Может, даже стеснялась этого?..
— Рыночные отношения и «свободный художник» — понятия несовместимые, — иногда повторяла Ольга. Как бы самоуговариваясь, что ли. Из года в год всё твёрже, по мере взросления.
Красивые платья, покупаемые на красивую зарплату — её грели больше, чем холсты с красками, пусть её собственного чудного исполнения… правда, не рисовала Оленька давно, в Москве точно ни разу не бралась за кисть.
— Искусство умирает без денег, — однажды вывела аксиому Ольга Петровна Огнева. — А само оно — денег не производит. А если таки производит, — то зачем мне тратить на достижение этого свои лучшие годы?
Интуиция почему-то тактично молчала, вполне, что в такт судьбе, — и поэтому Оленька свои лучшие годы тратила на офис, рисуя интерьеры чужих квартир. О будущем она (конечно) думала, но рациональность не устраивали мечты, типа разных-всяких «домиков у моря», и посему женщина мыслила реальными категориями.
— В ближайший год я займу должность чудака, который сидит за спинами нашего отдела, —
